XXVII. ОТНОШЕНИЕ КОПЕРНИКАНСТВА К РЕЛИГИИ

То обстоятельство, что католическая церковь в конце концов вычеркнула сочинение Коперника из списка запрещенных книг, т. е. молчаливо разрешила говорить о Земле, как планете солнечной системы, у многих невольно порождает мысль о том, что борьба церкви с гелиоцентрической системой мира представляет собой временное, случайное явление. В связи с этим многие историки науки (например, Олышки) считают, что эта борьба была простой «ошибкой» церковников (ведь богословы люди, а людям свойственно ошибаться!) и что эта ошибка не имеет принципиального характера, т. е. она не затрагивает существа христианского вероучения. Им кажется, что религия полностью «примирилась» с новым учением о мире, вполне приспособилась к современным астрономическим данным и это якобы не нанесло религиозному мировоззрению никакого ущерба. Так, физик Ауэрбах уверяет: «Церковь взволновалась без нужды: система Коперника не принесла ей ни малейшего вреда и позднее была ею санкционирована».

На самом же деле это вовсе не так, хотя в борьбе церкви с коперниканством (как и во всякой идеологической борьбе) действовали и политические силы. Столкновение коперниканства с христианством не было случайным эпизодом: это видно хотя бы из того, что в той или иной форме борьба никогда не прекращалась и, как мы убедились, по существу продолжается и в наше время.

Во время Галилея спор о новой системе мира принял наиболее острый характер. Тогда богословы преимущественно подчеркивали то обстоятельство, что низведение Земли до «ранга» планеты явно противоречит не только библейскому рассказу о чуде Иисуса Навина, но и всем вообще текстам «священного» писания, касающимся воззрений на природу. Однако, если бы все дело свелось только к библейским текстам, то богословы нашли бы достаточно возможностей создать впечатление, что между библейскими и научными воззрениями якобы нет расхождения. В действительности же дело здесь не з текстах, а гораздо глубже: учение Коперника необходимо вело к выводам, которые нанесли сильнейший удар целому ряду кардинальных пунктов всего религиозного вероучения. Поэтому ревнители веры смотрели на коперниканство как на величайшую ересь, которая должна быть осуждена и предана забвению.

Вскоре после выхода в свет знаменитого «Диалога» Галилея иезуиты заявили папе Урбану VIII, что «эта книга ужаснее и для церкви пагубнее писаний Лютера и Кальвина». Сам Галилей жаловался своему другу Диодати в письме от 28 июля 1634 г.: «Какой-то иезуит печатно заявляет в Риме, что мнение о движении Земли есть самая отвратительная, гибельная и гнуснейшая из всех ересей; что в академиях, в ученых обществах, на публичных диспутах и в печати можно защищать всевозможные положения, направленные против главнейших догматов религии, бессмертия души, сотворения мира и пр., но не следует касаться догмата о неподвижности Земли. Таким образом, этот догмат является столь священным, что на диспутах не может быть допускаем против него ни один аргумент, хотя бы он имел в виду доказательство ложности этого догмата».

Характерно, однако, что почти все антикоперниканцы весьма неохотно выявляли суть этой наихудшей из всех ересей. В лучшем случае они лишь ограничивались замечанием, что учение Коперника подрывает самые основы всякого богословия и абсолютно непримиримо с христианским вероучением. В чем же, однако, основные пункты расхождения коперниканства с христианством и другими вероучениями?

По учению Коперника, природа действует всегда простейшим образом, и по этой причине весь мир не может двигаться вокруг такого небольшого тела, как Земля. Тем самым новое учение о мире вступило в противоречие с представлением о всемогуществе бога. Ведь если бог всемогущ, то его нельзя подчинить необходимости: для него, вопреки разуму, все возможно, ибо он, мол, выше всяких законов. А между тем Коперник писал: «Принимая во внимание огромную отдаленность небесных тел, трудно себе представить, чтобы они могли описывать такой необъятный круг в течение всего 24 часов. И затем: почему именно бесконечная вселенная должна вращаться вокруг ничтожно малой Земли?» Галилей, развивая этот аргумент, как мы видели, в своем «Диалоге» устами Сагредо сравнивает противника представления о суточном вращении Земли с человеком, который, «став на купол для обозрения местности, потребовал, чтобы вокруг него вращали всю страну, дабы не трудиться ему поворачивать голову». Поэтому богословы выдвинули против этой точки зрения аргумент о невозможности подчинить всемогущество бога необходимости, и этот довод приобрел широкое распространение среди антикоперниканцев.

Папа Урбан VIII считал, что этот довод особенно убедительно выявляет антирелигиозный характер нового учения о мире. Галилей знал о мнении Урбана VIII, так как слышал об этом от самого «святейшего отца» во время своих многократных бесед с ним о системе Коперника. Поэтому папа дал понять хлопотавшему за Галилея послу Никколини, что Галилею нет никакой возможности оправдаться. «Есть аргумент, — сказал он, — на который ни Галилей, ни его единомышленники никогда не могли и ничего не будут в состоянии ответить. Он состоит в том, что бог всемогущ; если же он всемогущ, зачем же нам желать подчинить его необходимости?» Никколини старался как-нибудь извинить Галилея, отметив, что этот ученый разбирает вопрос не с богословской, а лишь с научной точки зрения. При этом Никколини сказал, что «так как бог мог устроить мир на тысячу способов, то нельзя отрицать возможности, чтобы бог устроил его и таким образом», т. е. в согласии с учением Коперника. Но Урбан VIII разгорячился и резко повторил: «Нельзя предписывать богу, не должно налагать необходимости на него!»

Не видя возможности обойти этот богословский аргумент в своем «Диалоге», Галилей решил использовать его для отвода глаз церковников, которые считали, что последний и решающий аргумент принадлежит теологии¹. В заключении этой книги Галилей вложил в уста образованного представителя старых взглядов Симпличио слова: «Было бы непозволительной дерзостью ограничивать могущество и мудрость божию и заключать их в пределах человеческого произвольного воззрения». Но это душеспасительное заявление Галилей привел как-то между прочим и без всяких комментариев, и поэтому церковь сразу заявила, что оно не может быть принято всерьез. В обвинительном акте против Галилея («Заключение подготовительной комиссии») прямо сказано: «Значительное спасительное средство вложено в уста глупца и в том месте, которое лишь с трудом можно найти; оно воспринимается другим собеседником равнодушно, так что на доброе лишь намекается, но оно не выдвигается вперед, что указывает на недостаток доброй воли».

Интересно, однако, то, что хотя Галилей формально в «Диалоге» не касался упомянутого богословского аргумента, он все же по существу разобрал его в этой книге. Показывая бессмысленность представления, что ничтожная Земля заставляет обращаться вокруг нее все небесные тела, Галилей устами Сальвиати делает вывод: «Ничего подобного указанным затруднениям не возникнет, если допустить, что Земля движется и что она, как маленькое по сравнению со вселенной, незаметное тело, не может произвести над вселенной никакого насилия». Этот вывод встречает следующее, весьма характерное для схоластического способа мышления возражение Симпличио: «Но для бесконечного могущества создателя одинаково легко двигать как всю вселенную, так и Землю или соломинку. Если же могущество его бесконечно, то почему же не проявиться ему в большей своей части, нежели в меньшей?»

Галилей старался обойти чисто богословские вопросы и в ряде случаев пытался бить схоластику на основе ее собственных понятий, т. е. он, подобно Копернику, пользовался старыми схоластическими понятиями для того, чтобы притти к новым, революционным выводам. Поэтому Галилей вложил в уста Сальвиати следующий ответ на замечание Симпличио:

«Я согласен с тем, что для бесконечной силы все равно, двигать ли сотней тысяч или одной. Но сказанное мною относится не к тому, кто движет, а к тому, что движется. Что же касается того, что бесконечной силе приличествует более проявиться на большем деле, чем на меньшем, то по сравнению с бесконечностью одна конечная часть нисколько не больше другой; неправильно утверждать, что 100 тыс. есть более крупная часть для бесконечного числа, нежели 20. Словом, если мы принимаем во внимание движение тела и усматриваем в движении Земли явление более простое, нежели в движении вселенной, то — согласно справедливому правилу Аристотеля «бесцельно применять многое там, где достаточно и малого» — суточное движение Земли должно представляться нам гораздо более вероятным, нежели движение всей вселенной и покой Земли».

Как известно, с точки зрения христианского вероучения может существовать только один мир — Земля, являющаяся целевым центром вселенной. Величайший средневековый теолог, Фома Аквинский доказывал, что только атеизм может отстаивать идею множественности миров, ибо отрицание единичности мира означает подрыв всего религиозного мировоззрения. А между тем учение Коперника неизбежно вело к допущению множественности миров, и телескопические открытия Галилея и других астрономов блестяще подтверждали это допущение.

С другой стороны, еще в средние века кое у кого (например, у Оригена) возник вопрос: неужели всемогущий творец всего сущего не мог создать, кроме обитаемого нами мира, и другие миры? Джордано Бруно, развивший на основе коперниканства учение о множественности миров, вновь остро поставил этот весьма щекотливый для теологов вопрос. Он указывал на то, что допущение единичности, исключительности Земли во вселенной противоречит всему тому, что говорит теология о свойствах бога. Но, как мы видели, Бруно не мог выступить в качестве атеиста, и поэтому он старался как-нибудь увязать учение о множественности миров с теологическими воззрениями. Но церковь никак не могла согласиться с утверждением Бруно, что «существует бесчисленное число миров, подобных миру Земли», и именно поэтому сожгла великого коперниканца на костре.

Итак, учение Коперника не только противоречило представлению о всемогуществе бога, но и выявило также несогласие этого представления с религиозным допущением единичности мира. Допущение же множественности миров абсолютно неприемлемо для богословия, так как оно означает разрушение антропогеоцентризма и тем неизбежно ведет к отрицанию провидения, божественного руководства судьбами людей. Христианство считает, что бог творит, действует и проявляется только для «венца творения» — человека, и что поэтому существует только один мир: обиталище человека —Земля.

Но идею множественности миров, как мы видели, отстаивали уже некоторые древнегреческие мыслители — Филолай, Демокрит, Эпикур, Лукреций. Поэтому уже в античном мире началась критика антропоцентрического мировоззрения христианства. Так, древнеримский противник христианства Цельс около 170 г. подчеркивал антропоцентричность христианства и выявлял абсурдность этого представления. «Род христиан и евреев, — писал Цельс, — подобен стае летучих мышей или муравьев, усевшихся вокруг лужи, или дождевым червям в углу болота, которые устроили бы собрание и стали бы говорить, что, мол, бог занимается только нами, так как, мол, мы рождены богом, подобны во всем богу, и нам все подчинено — земля, вода, воздух и звезды».

Под влиянием учения Коперника антропоцентризм стал мишенью для насмешек крупнейших мыслителей. Так, уже философ Монтень (1533—1592), иронизируя над сторонниками антропоцентризма, применял к ним следующий монолог цыпленка: «Все части природы сводятся ко мне: Земля служит мне для того, чтобы я ходил по ней; Солнце освещает меня; звезды производят на меня свои действия; ветры полезны мне для такой-то цели, воды для другой; свод неба ни на что не взирает с таким удовольствием, как на меня; я любимец природы. Разве человек не кормит меня, не заботится о моем помещении, не служит мне? Для меня он сеет, для меня мелет зерно, если же порой он съедает меня, то таким же точно образом поступает он и в отношении своих ближних; с своей стороны я произвожу червей, которые будут причиной его смерти и съедят его».

Особенно часто высмеивал антропоцентризм Вольтер (1694—1778), много сделавший для популяризации идеи множественности обитаемых миров. Так, в одном стихотворении он изображает мышей, которые мнят себя целью существующего.

В книге нет листа

...на костре. Ведь если отрицать обитаемость других планет, то не избежать вопроса: зачем же все-таки существует столько необитаемых миров? Этот вопрос является крайне мучительным для богословов, ибо они учат, что «бог ничего не делал напрасно».

С другой стороны, если отказаться от точки зрения единичности, исключительности Земли во вселенной и признать обитаемость других планет, то как же быть с учением о божественном откровении и в особенности с догматом искупления? Ведь совершенно невероятно, чтобы каждый из обитаемых миров имел свое специальное откровение и свою специальную жертву.

Совершенно тщетными оказались все попытки, которые сделаны были богословами для того, чтобы как-нибудь примирить идею обитаемости миров с исходным положением христианства — учением об искуплении. Если существуют человеческие существа на многих планетах, то они или безгрешны, т. е. не имеют нужды в искуплении, или же впали в грех, т. е. подлежали быть искупленными. Но если существуют человечества, неспособные грешить, то земное человечество сказывается созданием низшего порядка, а вовсе не «венцом творения». Однако такое представление умаляет роль провидения и значение искупительной жертвы, ибо совершенно невероятно, что бог послал своего сына пострадать за неудачно сотворенных им обитателей одной какой-то планеты. Если же планетные человечества тоже способны грешить, то самое искупление становится каким-то общим правилом и, следовательно, опять теряет свое величие и важность. К тому же в этом случае приходится строить разные головоломные предположения о том, как именно осуществляется искупление на других обитаемых мирах. Возникает, например, вопрос: должен был Христос родиться, пострадать и умереть сразу, одновременно на всех согрешивших мирах, или же это было сделано многократно, в разное время?

Некоторые богословы старались дать ответ на этот вопрос, но этим только выявили тот безнадежный тупик, в какой попала богословская мысль под влиянием учения Коперника. Поэтому защитники религии до сих пор еще не прекратили своих попыток доказать, что якобы нет никаких научных оснований считать антропогеоцентрическое мировоззрение совершенно сокрушенным. Но каковы эти попытки — мы в общем уже видели.