XIII. ПРЕДВЕСТНИКИ НОВОГО УЧЕНИЯ

Прежде чем приступить к изложению учения Коперника, необходимо остановиться на двух замечательных предвестниках нового мировоззрения. Мы говорим о кардинале Николае Кребсе (1401—1464), известном под именем Кузанского (по названию его родного города Куза), и о знаменитом Леонардо да-Винчи (1452—1519). Оба они возражали против основного положения древнегреческой астрономии — о совершенстве небесных тел и их кругообразных движениях, в противоположность земным элементам и прямолинейным движениям на Земле. Это показывает, что деятельность Коперника, Бруно, Кеплера и других великих творцов нового учения о мире была подготовлена всем историческим развитием и не оторвана от предшествовавших стремлений в науке.

Николай Кузанский во многом не соглашался с господствовавшим учением Аристотеля, в особенности с его физикой и астрономией. Так, в своем сочинении, озаглавленном «Об ученом невежестве», он не только отвергал абсолютность «верха» и «низа», но и развивал оригинальную мысль о том, что вселенная не имеет центра, — мысль, являющуюся одной из капитальных идей нового, материалистического мировоззрения. Он говорил, что Земля не может находиться в центре вселенной уже потому, что бесконечная вселенная не может иметь никакого средоточия, так как центр есть точка, находящаяся на равном расстоянии от всех частей окружности. А вселенная не может иметь окружности, говорил он, потому, что за этой окружностью обязательно должно находиться что-нибудь еще; стало быть, вселенная не имеет ни центра, ни окружности.

Замечательно то, что в этом отношении Николай Кузанский шел дальше Коперника, рассматривавшего солнечную систему лишь как ядро шарообразной вселенной с Солнцем в центре, и был в этом отношении предшественником Джордано Бруно. Последний относился к идеям ученого кардинала с великим уважением; он говорил:. «Если бы монашеский клобук не затмевал и не стеснял порой его гения, то Кузанского надо было бы считать выше Пифагора».

Николай Кузанский.

Кузанскому принадлежит великолепное, весьма остроумное, выражение, что вселенная есть сфера, которая «имеет свой центр повсюду, а свою окружность нигде»¹. При этом он указывал, что чем больше радиус круга, тем меньше его кривизна, а окружность наивеличайшего круга не будет иметь никакой кривизны, — она будет прямой линией.

Николай Кузанский высказал и подробно развил и другую мысль, также принадлежащую к числу капитальных идей нового, научного мировоззрения. Вопреки Аристотелю, Птоломею и другим авторитетам, он учил не только тому, что вселенная не имеет центра, но и тому, что между земным и небесным нет различия по существу составляющей их материи. Этот мыслитель говорил, что Земля такое же небесное тело, как Солнце, Луна и другие светила. По своим размерам Земля меньше, чем Солнце, но больше, чем Луна, причем для отдаленного наблюдателя Земля должна казаться светящимся телом. Что же касается Солнца, то оно мыслилось землеподобным телом, которое окружено светлой периферией, испускающей свет и теплоту. (Это — начало впоследствии отвергнутого учения о солнечной фотосфере, развитого Вильямом Гершелем.)

Николай Кузанский считал, что «ни одна из звездных областей не лишена жителей». Он, стало быть, провозглашал идею множественности обитаемых миров, за которую впоследствии Джордано Бруно был осужден как еретик и сожжен живым на костре. Если сам автор не пострадал за свои идеи о мирах, бесконечности и т. д., то это объясняется тем, что они сделались известны только после его смерти.

Что касается учения о движении Земли, то оно в сочинениях и рукописных заметках Николая Кузанского выражено неясно. Он признавал движение общим свойством всех без исключения тел и поэтому считал, что Земля имеет движение подобно всем телам вселенной. Ход его рассуждений был таков: в природе нет ничего неподвижного, так как безграничная вселенная не имеет центра, а только центр мог бы быть неподвижным; поэтому и Земля движется, а не покоится в центре мира и она не хуже всех других небесных светил.

Николай Кузанский понимал и относительность движения. «Земля в самом деле движется, — писал он,— хотя мы этого не замечаем, так как мы ощущаем движение лишь при сравнении с чем-либо неподвижным». И далее: «Если бы кто-нибудь не знал, что вода течет, не видел бы берегов и был бы на корабле посредине вод, как мог бы он понять, что корабль движется? На этом же основании каждому, находится ли он на Земле, на Солнце или какой-нибудь другой звезде, всегда будет казаться, что он стоит в неподвижном центре, между тем как все остальные вещи вокруг него движутся. Если бы он оказался на Солнце, на Луне, на Марсе,— всегда наверняка он будет указывать другие полюсы».

Но в чем именно состоит движение Земли? Как уже сказано, на этот вопрос весьма трудно ответить, так как взгляды Николая Кузанского о земном движении довольно туманны. Вызвана же эта неясность, главным образом, тем, что утверждения его покоятся не столько на наблюдениях и математических выводах, сколько на общих философских соображениях. Не подлежит лишь сомнению, что он приписывал Земле вращение вокруг оси, но не дошел до мысли о движении Земли вокруг Солнца. Правда, кроме вращательного движения, он приписывал Земле еще какое-то движение, как будто даже еще два движения, но в чем состоят эти движения, — понять нелегко. Но важно то, что в «системе мира» Николая Кузанского впервые поколеблен «освященный» почти полуторатысячелетнеи устойчивостью авторитет Птоломея и созданы предпосылки для великого» переворота в астрономии, произведенного почти столетие спустя Коперником.

Впрочем, сочинения этого кардинала-мыслителя, повидимому, были неизвестны Копернику, ибо голос его прозвучал совершенно одиноко, не найдя в официальной философии никакого отклика. То же можно сказать и о другом предвестнике нового мировоззрения, о Леонардо да-Винчи, который был не только гениальным художником и крупным инженером, но и великим ученым и мыслителем.

Леонардо да-Винчи (автопортрет).

Этот гигант мысли был далек от казенной, официальной науки своего времени. Порвав связь со «школьной наукой» своей эпохи, сводившейся к истолковыванию авторитетов древности, Леонардо да-Винчи провозгласил себя служителем «опыта», подчеркивая: «Кто ссылается на авторитет, тот пользуется не своим умом, а своей памятью». Он говорил, что «мудрость есть дочь опыта», что «опыт никогда не ошибается», что «ошибаются лишь наши суждения», что опыт есть источник знания. Противопоставляя себя официальным ученым, он говорил: «Если я не умею, как они, приводить места из авторов, то я призываю нечто высшее и достойнейшее, призываю опыт, бывший учителем из учителей. Я хорошо знаю, что иные напыщенные люди сочтут себя вправе порицать меня, ссылаясь на то, что я человек без учености. Безумный народ! Не знает, что, подобно тому, как Марий ответил римским патрициям, я мог бы сказать им: украшающиеся чужими трудами не хотят оставить за мной плодов моего собственного труда. Они скажут, что, не обладая ученостью, я не могу хорошо выразить то, о чем хочу трактовать. Они не знают, что предметы, меня занимающие, зависят от опыта, а не от слов. Опыт был учителем тех, которые хорошо писали. Во всяком случае, он мой учитель».

В другом месте Леонардо говорит о тех же ученых; «Они ходят, спесиво надувшись, разодетые и разукрашенные, и не хотят оставить мне плод моих трудов. Они презирают меня — изобретателя! Но каких же порицаний заслуживают они, не изобретатели, а фанфароны и декламаторы чужих трудов... Изобретатели по сравнению с ними то же, что предмет, стоящий перед зеркалом, по сравнению с изображением этого предмета в зеркале. Предмет сам по себе есть нечто, изображение — ничто».

Да-Винчи резко, но зато умно и убедительно критиковал схоластику, не терпевшую критики своих положений. Он считал, что без критики невозможно развитие научно-философской мысли, и поэтому заявил тогдашним ученым: «противник, вскрывающий ваши ошибки, полезнее для вас, чем друг, желающий их скрыть».

Как астроном, математик, философ, Леонардо да-Винчи стал известен сравнительно недавно. Его гениальная разносторонность выяснилась лишь, когда были изданы оставшиеся после него многочисленные рукописи (преимущественно в виде заметок, набросков и т. д.) по самым различным вопросам. Они раскрыли все величие научного мировоззрения Леонардо и показали, что он был предшественником Галилея, Бэкона и Декарта, с именами которых связывается великий научно-философский переворот, совершившийся в XVII в. и положивший основы современного естествознания.

Рассуждения Леонардо по астрономическим вопросам показывают, что его идеи о строении вселенной далеко отходят от средневековых понятий. Для него, как и для Николая Кузанского, нет различия между земным и небесным: Землю он считает таким же небесным телом, как Луну и другие светила. Он указывал, что наблюдаемые на Земле возникновения и разрушения элементов обозначают лишь переход вещества от одной формы к другой и что такой переход совершается одинаково на всех небесных телах. Он указывал, что поверхность Земли отражает лучи Солнца; поэтому обитателям Луны и других отдаленных миров Земля должна представляться небесным светилом, т. е. казаться звездой. «Земля, — говорил! Леонардо, — находится не в середине солнечной орбиты и не в центре мира, но среди своих элементов, сопровождающих ее и с нею соединенных». Он считал, что каждое светило имеет свою «сферу сгущения», т. е. свой собственный центр притяжения. (Это не учение о взаимном тяготении между светилами, а только представление о притяжении отдельным светилом его элементов.)

Например, о Луне да-Винчи говорил: «Луна плотна; как плотная, она тяжела; как тяжелая, она не может быть поддержана пространством, какое она занимает. Поэтому она должна бы спускаться к центру вселенной, соединиться с Землей... чего, однако, не бывает. Это является ясным свидетельством того, что Луна одета своими элементами... и, таким образом, держится в себе и сама собой в пространстве, точно так, как наша Земля со своими элементами и в другом пространстве. Тяжелые тела среди ее элементов делают то же, что они делают среди наших».

Солнце Леонардо считал чрезвычайно горячим небесным телом. Он первый нашел объяснение загадочного «пепельного света» Луны, — умеренно-яркого сияния внутри лунного серпа; утверждал, что этот свет не принадлежит Луне, что он есть не что иное, как отражение лучей, падающих на лунную поверхность от земного шара, освещенного Солнцем. Это, конечно, было весьма важным доказательством того, что Земля является таким же небесным светилом, как и Луна.

По Леонардо, Земля не находится в центре мира; но из его сочинений не ясно, какое же именно тело он считал центральным по отношению к Земле. Несомненно лишь то, что он допускал суточное вращение Земли и в связи с этим в 1516 г. занимался изучением движений тела по поверхности шара, вращающегося вокруг своей оси. Он опровергал представление о вращении небесных сфер, зацепляющих одна другую, на том основании, что трущиеся друг о друга тела взаимно стираются. Он указывал, что если бы существовали небесные сферы, движущиеся одна внутри другой в продолжение стольких столетий, то их вращение давно прекратилось бы, в особенности на экваторе, где скорость, а следовательно, и трение должны быть наибольшими.

Словом, в астрономии (как и в механике, физике и многих других отраслях естествознания) Леонардо да-Винчи стоял значительно выше своего времени. Но так как его работы долго не видели света, его блестящие идеи могли оставаться неизвестными Копернику, Галилею и другим основоположникам современного естествознания.

Во всяком случае, на Коперника, как на создателя новой системы мира, скорее всего оказали влияние не непосредственные его предшественники, а сочинения античных авторов. Он сам подчеркивал, что зародыши своего учения нашел в книгах римлянина Цицерона (106—40 до хр. эры) и грека Плутарха (48—120 хр. эры), в которых упоминается об идеях Филолая, Хикета, Гераклида и Экфанта. Коперник объединил уцелевшие осколки непонятного, непризнанного и забытого древнегреческого воззрения о движении Земли; в обосновании этого учения он увидел путь, по которому нужно итти астрономии.

Следует отметить, что проблема планетных орбит, играющая такую важную роль в строении мира, в то время занимала не одного только Коперника. Некоторые его современники тоже искали новое объяснение загадочных неравномерностей (петель, остановок и обратных движений) в движении планет, для которых Птоломей разработал свою чрезвычайно сложную и громоздкую теорию эпициклов.

Как мы уже отметили, итальянский философ Фракасторо (1483—1553) в 1538 г., т. е. всего лишь за несколько лет до опубликования великого творения Коперника, выпустил сочинение под названием «Гомоцентрики», в котором сделал попытку отбросить птоломееву теорию движения планет. Идя по пути, указанному Аверроэсом, он заменил ее учением о движении светил по гомоцентрическим кругам, в сущности не внеся ничего нового и даже сделав шаг назад. Его система мира означала возврат к идеям Евдокса — Аристотеля, и следовательно, явилась анахронизмом; она была чрезвычайно громоздка, так как допускала существование 79 сфер, изложена же она была непонятно и неубедительно. Поэтому книга Фракасторо представляет интерес только в том отношении, что она служит доказательством наметившегося в то время у некоторых астрономов недовольства общепринятой эпициклической теорией планетных движений, т. е. системой Птоломея.

Повидимому, в молодости (находясь в Падуе) Коперник был знаком с Фракасторо, причем они оба спорили по вопросу о трудностях птоломеевой системы и о значении критики Аверроэса. Во всяком случае их точки зрения разошлись: Фракасторо цеплялся за старые, отжившие воззрения, а Коперник порвал с ними.

Итальянец (возможно, друг Коперника) Чельо Кальканьини (1479—1541) написал небольшую, всего в восемь страниц, брошюру под названием «О том, что небо стоит, а Земля вращается или о непрестанном движении Земли». Сочинение это было напечатано лишь в 1544 г., т. е. после смерти автора. Однако оно было известно в некоторых ученых кругах и раньше, так как автор, по всей вероятности, разослал рукописные экземпляры, по тогдашнему обычаю, своим ученым друзьям. Кальканьини считал, что гораздо проще допустить, что не небо со всеми светилами с невероятной быстротой обращается вокруг Земли, а, наоборот, Земля вращается вокруг оси, совершая оборот за одни сутки. При этом он указывал, что подобно тому, как цветы и листья поворачиваются все к Солнцу, так и Земле якобы приходится постоянно обращать различные части своей поверхности к дневному светилу.

Но, по Кальканьини, Земля только вращается, оставаясь при этом в центре мироздания. Этот ученый не допускал движения Земли вокруг Солнца и, следовательно, не смотрел на Землю как на небесное тело. В общем этот ученый вернулся к взглядам Хикета, Экфанта и отчасти Гераклида Понтийского, т. е. пытался воскресить один из вариантов геоцентрической системы мира. Всё же это был шаг вперед, хотя и не решало вопроса о движении планет.

Лишь Копернику удалось нанести системе Птоломея, а значит и геоцентризму, действительно серьезный удар, сделать решительный шаг по пути критического пересмотра укоренившихся представлений о вселенной и таким путем положить действительную основу астрономии. На это великое дело он потратил около сорока лет (по его собственному выражению, свыше «четырежды девяти лет»). В течение этого времени он написал свою знаменитую книгу о движении планет, неоднократно переделывал ее, дополнял и улучшал, тщательно обдумывая каждую мелочь, ибо понимал, что против укоренившихся традиций надо выступить хорошо вооруженным. Коперник не скрывал своих взглядов, хотя и не торопился их опубликовать.

Весьма интересно то, что впервые изложение основ учения Коперника появилось в печати не от имени его творца, а от имени его восторженного ученика, молодого астронома Иоганна Ретика (1514—1576). Насколько сильное впечатление «наставник» произвел на своего ученика, видно из того, что Ретик писал о Копернике: «Он кажется мне больше похож на Птоломея, чем какой-нибудь другой астроном». Сравнение с Птоломеем — наивысшим авторитетом того времени — было предельной похвалой.

С целью создать хороший прием новому учению Ретик, с разрешения Коперника, написал небольшую книжку, просто и ясно излагающую это учение; некоторые места очень четко и смело выражали сокровенные идеи Коперника. Книжка вышла в конце 1539 г. в Данциге и стала широко распространяться друзьями великого польского астронома.

По обычаю тех времен она была написана в форме обстоятельного письма и имела витиеватое название: «Светлейшему мужу, господину Иоанну Шонеру, о книгах обращений ученейшего мужа и превосходнейшего математика, достопочтенного господина доктора Николая Торнского, каноника Вармийского², составленный неким юношей, изучающим математику, первый рассказ». Она была приложена ко второму изданию книги Коперника, вышедшей в Базеле в 1566 г.

Судя по всему, за этим печатным «первым рассказом» следовало ожидать «второй», чего, однако, Ретик не сделал, ибо уже из-за «первого рассказа» он потерял кафедру в Виттенбергском университете.

Между прочим, в заглавии этого сочинения сам Ретик не назван, и читатель находит его имя лишь на втором листе. Ретик и епископ Гизе составили, кроме того, ряд записок, в которых защищали престарелого астронома от возможных обвинений в противоречии со священным писанием; ко эти записки не были опубликованы.

Сам Коперник в посвящении папе Павлу III признается, что решился обнародовать свое сочинение лишь вследствие убедительных просьб друзей — кардинала Шенберга и епископа Гизе. Повидимому, эти два духовных лица сознавали, что система Птоломея отжила свой век, что переворот в астрономии неизбежен и что задержать его невозможно.

Коперник и его друзья знали, что новое учение должно показаться с первого взгляда крайне парадоксальным, противоречащим здравому смыслу.

В связи с этим Ретик, как бы оправдывая Коперника, писал: «Кто хочет быть философом, тот должен иметь свободный ум. Но, как всякий разумный человек, а в особенности философ, мой учитель по всему своему настроению далек от того, чтобы отступать от взглядов древних исследователей только из простого стремления к новизне. Это происходит только из серьезных оснований, лишь потому, что этого требует само дело».

Ретик напомнил, что сам Птоломей, систему которого Коперник опровергает («вопреки своей воле, но побуждаемый астрономическими явлениями и математическим рассуждением»), говорил: «Кто желает истинно служить науке, должен быть прежде всего свободен от предубеждения». Поэтому Ретик убеждал читателя, что если бы Птоломей ожил и выслушал Коперника, то «вряд ли остался бы верен своей собственной системе». Таким образом, Ретик, стараясь отвратить от своего учителя обвинение в «непочитании древних авторитетов» и в желании восхвалить свои собственные взгляды, подчеркивал, что учение Коперника было необходимо и обусловливалось состоянием тогдашней науки о небе.

Автограф Коперника.

В общем, ход развития творческой мысли Коперника был таков: сомнения в школьной научной традиции привели его сначала к углублению в античную литературу, затем к принятию античной идеи о движении Земли и, наконец, к развитию собственной системы мира на основе этой давно забытой идеи. Поэтому, чтобы новое учение о мире не показалось совершенно бессмысленным, Коперник в своей книге указывал, что уже древние греки не остановились на привычном геоцентрическом мировоззрении. Он отмечает, что некоторые гениальные мыслители сумели отречься от неправильного истолкования зрительных впечатлений и пришли к сознанию, что земному шару присуще движение и что он не находится в центре вселенной.

Можно согласиться со следующим замечанием историка Ольшки: «Как сомнения, так и мысли Коперника были почерпнуты им из «Альмагеста» и из Аристотеля, а затем им была сделана попытка путем чтения найти для себя и других подкрепление отброшенного Птоломеем воззрения. Он собрал все доступные ему свидетельства, чтобы доказать, что и в древности многие принимали движение Земли и что эта теория имела влиятельных защитников. Мы видим, что самый смелый и гордый из мыслителей этой эпохи был принужден смотреть в прошлое, чтобы найти самого себя, и апеллировал к книгам, чтобы чувствовать себя уверенно в своих собственных мыслях».

Однако чрезвычайно странно, что Коперник не назвал настоящего источника своего учения. В напечатанном тексте он указывает как раз тех античных астрономов, чьи взгляды меньше всего соответствуют его системе мира, и не упоминает об Аристархе Самосском, учение которого положено в самую основу этой системы. Удивление наше увеличится, если мы учтем, что (как показало недавнее исследование рукописей Коперника) в первоначальном тексте своей книги Коперник говорил об Аристархе Самосском как о своем предшественнике, а затем он исключил это упоминание.

Несомненно, что чисто тактические соображения побудили Коперника «забыть» об Аристархе.

Коперник считал неудобным ссылаться на учение, которое еще в древности было встречено как явно безбожное и к тому же было развенчано неограниченно господствовавшими тогда авторитетами. Однако доводы, направленные против этого учения, он подверг внимательнейшему разбору, показав их полнейшую несостоятельность и стремясь создать у читателя впечатление, что в числе сторонников Аристарха были греческие философы со столь же авторитетными именами, как Аристотель и Птоломей.

Книга Коперника «О круговращениях небесных тел» (дословный перевод — «Об обращении небесных кругов»), дающая подробное изложение гелиоцентрического учения, была почти готова уже около 1530 г., но он не торопился выпустить ее в свет. Он лишь намеревался издать одни астрономические таблицы, определяющие положение планет на небесном своде, вычисленные на основе его учения, но не сделал и этого. Тем не менее в некоторых кругах астрономов и богословов его учение уже было известно, так как свои идеи еще до опубликования он сообщал не только друзьям, но и ряду ученых Кракова и других городов, с которыми состоял в переписке.

Титульный лист первого издания книги Коперника «Об обращении небесных кругов».

Кроме того, Коперник в это время просто и ясно изложил основные идеи своей системы в кратком очерке» носящем название «Малый комментарий Николая Коперника, относящийся к небесным движениям». Этот небольшой трактат, обыкновенно известный под названием «Комментариолус», был написан, вероятно, для друзей. В нем Коперник излагает не только главные астрономические положения своей новой системы мира, но и основные философские предпосылки всего коперниканства.

Хотя эта работа не была напечатана, она стала известна папе Клименту VII (очевидно, не раскусившему ее революционного содержания) и получила некоторое распространение среди специалистов.

Астроном Рейнгольд (1511—1553) в своем предисловии к сочинению Пурбаха упоминает о Копернике как о великом революционере в области астрономии, подготавливающем издание своего сочинения, в котором все астрономические вопросы объясняются совсем не так, как у Птоломея. «Относительно астрономии, — писал он, — давно желательно иметь другого Птоломея, который обновил бы шаткое учение; должно, впрочем, надеяться, что из Пруссии³. появится такой человек, дивным способностям которого будет справедливо удивляться потомство».

В своей книге Коперник не касался чрезвычайно скользких богословских вопросов. Более того, он придал изложению такой характер, что можно прочесть значительную часть книги, не заметив заключающегося в ней нового учения о Земле, планетах и Солнце.

Все же не подлежит сомнению, что Коперник в общем ясно сознавал важные последствия, вытекающие из его системы мира, по отношению ко всему принятому в его эпоху мировоззрению. Он знал, что вначале лишь немногие в силах будут оценить его идеи и что эти идеи вызовут противодействие церкви, и именно поэтому он так долго оттягивал издание готового сочинения. Он даже думал, не выпуская в свет своего труда, передать свое учение, подобно некоторым древним философам, узкому кругу лиц («одним лишь своим родным и друзьям»), которые сохранили бы его и передали потомкам как предание. Лишь в 1542 г., за год до своей смерти, семидесятилетний Коперник решился издать свой труд; одну из рукописей он передал Гизе, который направил ее для печати Ретику. Книга была напечатана в Нюрнберге в мае 1543 г., как раз вскоре после того, как опубликованный папский приказ запретил печатать, читать и продавать книги, не одобренные «конгрегацией индекса» запрещенных книг, т. е. инквизиционной цензурой.

Первый экземпляр этой книги под названием «Об обращениях небесных кругов шесть книг Николая Коперника» вышел из печати, когда автор ее был уже на смертном одре. По всей вероятности, это название дал книге пресловутый Осиандер (о нем речь ниже), заимствовав его из одного места посвящения Коперника папе Павлу III. Ретик глухо называет эту книгу «книгой об обращениях», а как мыслил ее назвать сам Коперник, пока не выяснено.