Роль воды в различных религиях, культах, ритуалах, мифах настолько грандиозна и всеобъемлюща, что любая попытка собрать воедино хотя бы основные, главные свидетельства, пожалуй, заранее обречена на неудачу. Никакой перечень фактов такого рода не будет полным.
Вот что сказано в древнекитайском трактате «Гуань-цзы» (VII век до нашей эры): «Вода — это кровь и жизненная энергия земли. Она циркулирует по своим „кровяным сосудам". Поэтому говорится: „Вода — это всеобъемлющий материал." Откуда мы знаем, что именно так обстоит дело? Отвечаем: вода мягкая и чистая, она может смыть с человека грязь. В этом проявляется ее гуманность. На вид вода темная, на деле прозрачная. В этом проявляется ее совершенство... Когда сосуд уже наполнен водой, нельзя будет больше добавлять. В этом проявляется ее справедливость. Вода постоянно течет, а останавливается лишь там, где уже достигнута ровная поверхность. В этом проявляется ее честность. Люди стремятся к возвышению, только вода устремляется вниз. В этом проявляется ее скромность. Скромность является местом пребывания дао* и средством государя в управлении страной». Характерно, что к неживой субстанции здесь прилагаются моральные качества, представляющие высшие добродетели древнекитайской этики.
Далее Гуань Чжун (автор «Гуань-цзы») продолжает: «...именно вода является мерилом всех вещей, источником существования живых существ, основанием положительного и отрицательного, успеха и неудачи. Поэтому она все наполняет и задерживается. Вода собирается и на небе, и на земле, содержится во всех вещах, живет внутри металлов и камней, сосредоточивается в живых существах. Поэтому говорится: „Вода — это чудо" ... Из воды рождается и человек. Когда тончайшие ци* мужчины и женщины соединяются вместе, вода образует зародыш... Поэтому говорится: „Вода — это источник всех вещей, родоначальник всех живых существ. Она рождает прекрасные и безобразные, благородные и низкие, глупые и умные существа"».
То, что вода у Гуань Чжуна — не просто жидкость (пусть живительная и благодатная), а всеобщая субстанция, совершенно очевидно. И не случайно в самом начале приведенной цитаты она уподоблена крови. Это не просто метафора. Вселенная часто мыслилась как гигантское животное или человек. Поэтому сравнение воды с кровью имеет глубокий смысл: ее роль в космосе та же, что и крови в организме. Кровь же, по универсальным, общемировым религиозно-мифологическим представлениям, считалась воплощением души. Уже в библейской книге Бытия (гл. 9, ст. 3—5) бог, благословляя Ноя и его потомство, возвещает: «Все движущееся, что живет, будет вам в пищу... только плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте; я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша...» В высшей степени почтительное отношение к крови — а с этим связаны и кровавые жертвоприношения — в свое время было присуще едва ли не всем народам мира. Культ ее существовал, например, у австралийских аборигенов, носителей одной из наиболее архаичных культур земного шара. Кровь не только использовали для утоления нестерпимой жажды (австралиец вскрывал себе вену и жадно приникал к ней губами), но и, устраивая самим себе кровопускания (иногда до трех литров от одного человека за один раз), пили ее в большом количестве по самым различным ритуальным поводам; ею обильно окрашивали священные реликвии; молодые сильные мужчины поливали, обрызгивали, натирали своей кровью больных и стариков, чтобы придать им здоровья и молодости1. Да что Библия, что австралийцы! Уже в погребениях древнекаменного века, имеющих возраст в несколько десятков тысяч лет, археологи обнаруживают человеческие останки, посыпанные красной охрой, «заместителем» крови.
Оставив в стороне многочисленные ритуалы и поверия, связанные с водой, обратимся к ее космической функции. Прежде всего остановимся на мифах, рисующих возникновение мира из первозданной водной пучины. Посмотрим, как представляли себе устройство вселенной древние обитатели Месопотамии, шумеры и вавилоняне, создавшие небывало высокую для своего времени культуру, повлиявшую на другие цивилизации Ближнего Востока. По их воззрениям, мироздание находилось в окружении безбрежного мирового океана, не имеющего начала и конца. Сама же вселенная представляла собой нечто вроде сферы, неизвестно каким образом пребывающей неподвижного в этом океане. Ее главными частями считались земля и небо (шумеры так и называли космос: «ан-ки» — «небо-земля»). Небес, или слоев неба, было несколько. Самое верхнее из них, очевидно, мыслилось твердым, прочным сводом, состоящим, как предполагают исследователи, из олова (в шумерских текстах олово именуется «небесным металлом»). Пространство между небесами и землей заполнялось воздухом, главным качеством которого считалась способность двигаться и занимать определенный объем.
По всей видимости, из той же атмосферной субстанции состояли и небесные тела: солнце, луна и звезды. Земля, по ранним представлениям, имела форму плоского диска или, по другому варианту, горы с семью уступами и в свою очередь находилась посреди океана, только уже не космического, а земного. Кроме того, существовала преисподняя, располагавшаяся ниже земного океана и имевшая достаточно сложное устройство. Клинописные тексты, на основании которых реконструируется мифологическая картина мира шумеров и вавилонян, трудны для понимания, а главное, дошли до нас в слишком уж фрагментарном виде. Поэтому не до конца ясными остаются многие важные детали. В частности, неизвестно точно, каким именно образом вселенная возникла из первоначальных вод. Во всяком случае, едва ли подлежит сомнению, что именно они мыслились ее колыбелью.
Этим представлениям по смыслу близок библейский миф о миротворении, который также достаточно сложен для понимания. Его изложению посвящены первые две главы книги Бытия. Процитируем начальные стихи первой из них: «В начале сотворил бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух божий носился над водою. И сказал бог: да будет свет. И стал свет. И увидел бог свет, что он хорош, и отделил бог свет от тьмы. И назвал бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. И сказал бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И стало так. И создал бог твердь и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал бог твердь небом. И увидел бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день второй. И сказал бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И собралась вода под небом в свои места, и явилась суша. И назвал бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел бог, что это хорошо» (Бытие, гл. I, ст. 1 —10).
Этот миф сходен с древнемесопотамскими воззрениями сразу по нескольким признакам. Словам «безвидна и пуста» в древнееврейском оригинале соответствует выражение «тоху ва боху». Что это такое, не вполне ясно: по всей видимости, влажное хаотическое состояние первовещества. Персонификацией этого изначального хаоса служит «техом» (в русском переводе — бездна), обозначающее первозданные мировые воды. Техом возводят к вавилонскому «тамту» — «море», тому самому, которое упоминалось выше в связи с шумеро-вавилонской космологией*. Обратим внимание и на то, что библейский текст говорит о разделении вод посредством тверди («ракия» —твердый небосвод) на верхние и нижние, т. е. на земные и наднебесные, омывающие вселенную сверху. А это очень напоминает месопотамские представления.
При всех соответствиях библейского повествования шумеро-вавилонским воззрениям оно обнаруживает и специфические черты. Одной из них следует считать упоминание о том, что «дух божий носился над водою». Эта короткая фраза представляет собой осколок древнего мифа. Древнееврейский глагол, переведенный словом «носился», прилагался также к наседке, высиживающей птенцов в гнезде*. Выражение «дух божий» (руах элохим) восходит к древнему семитическому корню и родственно, в частности, арабскому «рух», от которого образовано имя огромной мифической птицы Рух (вспомним сказки о Синдбаде-мореходе). Таким образом, напрашивается вывод о том, что мир был сотворен огромной птицей, витавшей над первобытным океаном (именно так этот библейский миф толкуется в талмудическом трактате «Хагига»). Мифологический мотив извлечения земли из первозданных вод птицей имеет общемировое распространение.
А как представляли себе возникновение мира древние египтяне? «Отец истории» Геродот, бывавший в Египте и хорошо знавший эту страну, со слов египетских жрецов сообщает предание, согласно которому во времена древнейшего царя Египта — Мина «весь Нижний Египет, кроме Фиванской области, являлся болотом, и вся местность, лежащая теперь ниже озера Мериды, находилась под водой» (Геродот, II, 4). Историк объясняет такое представление естественными причинами: Египет в буквальном смысле слова—«дар Нила», его поля образованы многовековыми наносами речного ила. Но до нас дошли и иные свидетельства чисто мифологического характера. Главным в официальной религии древних египтян, как известно, был культ солнца. Считалось, что солнечный бог Ра сотворил сначала богов Шу (воздух) и Тефнут, которые, в свою очередь, породили Геба (землю) и Нут (небо). Примечательно, однако, что наряду с этой официальной догмой существовали более древние, впоследствии оттесненные на второй план воззрения, в которых важнейшая роль отводилась не солнцу, а воде. По ним, изначально существовал лишь первобытный океан, чьим олицетворением мыслилось божество Нун. Затем его воды начали постепенно спадать, и из них показался кусочек суши, так называемый первохолм, ставший центром и основанием земли. Далее варианты мифа расходятся. По одному из них, из земли и воды на холме само собой образовалось яйцо, из которого появилось солнце в облике птицы. По другому, на первохолм, неизвестно откуда, опустилась гусыня, снесшая яйцо и породившая солнечное божество (вспомним мировую птицу из библейского мифа!). По самой же поздней версии, божественный младенец Ра вышел из лотоса, выросшего на изначальном холме.
Таким образом, вода считалась прародительницей самого солнца, высшего и наиболее почитаемого божества древних египтян. Более того, в текстах эпитет «вышедший из Нун» прилагается не только ко многим другим богам, но и ко всему пантеону в целом. Еще одним важным свидетельством космической роли воды может служить фрагмент древнеегипетской «Книги мертвых», в котором верховный бог Атум, возмущенный строптивостью прочих богов, угрожает им: «Я разрушу все, что я создал. Мир снова превратится в первобытный океан (Нун) и бесконечность (Хух), как было вначале».
По представлениям египтян, небо — это безбрежное море (примерно то же мы видели в Библии и месопотамских мифах) и солнце, совершая суточное движение, плывет по нему в ладье. Умершие фараоны, чтобы попасть в сонм богов, должны были отправляться на небо в ладье солнца (модели кораблей или даже специально изготовленные суда до сих пор находят близ гробниц фараонов). Само же солнце, проплыв свой дневной путь по небесному океану, каждый вечер приближается к западным горам, где, согласно верованиям древних египтян, находится вход в преисподнюю. Там Ра торжественно пересаживается с дневной ладьи, именуемой Манджет, на ночную — Месктет и продолжает движение уже по подземному Нилу. Здесь божеству приходится сразиться с чудовищным змеем Апопом. Одержав победу в этом поединке, солнце каждое утро к великой радости всего живого вновь выплывает на востоке. Итак, перед нами уже знакомая картина мира: мировые воды вокруг земли, под землей и на небе.
Идея о том, что начало всего сущего — вода, отчетливо выявляется в древнеиндийской мифологии. Уже в Ригведе образующее вселенную первовощество именуется «прародительницей» и «изначальным морем». В высшей степени интересен содержащийся в том же памятнике гимн, посвященный космогонии. Вот его начальные строки:
Не было не-сущего, и не было сущего тогда. |
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним. |
Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой? |
Что за вода была — глубокая бездна? |
Не было ни смерти, ни бессмертия тогда. |
Не было ни признака дня (или) ночи. |
Дышало, не колебля воздуха, по своему закону |
нечто Одно, | И не было ничего другого, кроме него. |
Гимн рисует неподвижное безмолвие слитого, недифференцированного первовещества, существовавшего до начала мира. И имя этой хаотичной бесформенной праматерии — вода. Другой космогонический миф, записанный в «Шатапатха-брахмане», гласит: «Вначале не было ничего, кроме воды, моря воды. Воды пожелали продолжать себя. Они изнуряли себя подвижничеством, они истязали себя. И тогда... возник в них Золотой Зародыш. Тогда еще не было года; но столько, сколько длится год, плавало золотое яйцо в водах. Через год из него возник человек, это был Праджапати».
В древнеиндийской мифологии, как и во многих других, мировым водам, океану приписывается двойственная функция. С одной стороны, они считаются благодетельными, в мифах море рисуется как хранилище несметных богатств. С другой — океан — носитель космического зла, преимущественно в нем живут враждебные богам и людям демоны и чудовища. Это крайне знаменательно: для того чтобы породить из себя все многообразие мира, космической субстанции недостаточно быть однородной, неделимой и тождественной лишь самой себе, в потенции она должна быть способной к поляризации.
Возьмем, к примеру, миф из знаменитого эпического сказания Древней Индии «Махабхараты». В нем рассказывается о том, как некогда боги и демоны-асуры, возжелав добыть амриту — напиток бессмертия, решили пахтать мировой океан. Мутовкой из космической горы Мандара, к которой был привязан гигантский змей Васуки, много веков сбивали боги и асуры океан, пока он не превратился в молоко и масло. Затем из него стали появляться одно за другим различные чудесные существа и предметы. И наконец, была сотворена амрита. Тут между богами и асурами вспыхнула ожесточенная битва за обладание чудесным напитком, в которой верх одержали боги. За пышными мифопоэтическими метафорами здесь кроется древнее сказание о миротворении. Как и следовало ожидать, вселенная созидается из океана. Другой важный момент состоит в том, что космогония приравнивается к войне сил добра с силами зла, стоящими в особой связи с мировыми водами: квинтэссенция космического океана — амрита, сулящая бессмертие, находится в ведении коварных асуров (именно они, согласно мифу, первыми обретают ее).
Говоря о сотворении суши из первозданного океана, нельзя не вспомнить многочисленные мифологические сказания о всемирном потопе. Этот сюжет сам по себе достаточно сложен и достоин специального тщательного рассмотрения, чего мы здесь, к сожалению, не можем себе позволить. Но хотя бы кратко остановиться на мифах о потопе просто необходимо. Они получили необычайно широкое распространение по всему земному шару. Известный этнограф Дж. Фрэзер в одной из своих книг2 посвятил этим легендам особую главу, где привел все известные ему варианты. Автор опубликовал несколько десятков текстов, но и эта обширная подборка очень неполная (например, по мнению Фрэзера, миф о потопе неизвестен в Китае, что совершенно неверно3). Причем в расчет принимались только те версии мифа, где сюжет присутствует, так сказать, в чистом виде. Если же проанализировать широкий круг мифологических текстов, то окажется, что сходные по смыслу представления в неявном виде содержатся в огромном множестве других мифов. Число свидетельств о космической водной катастрофе, таким образом, неизмеримо возрастает.
Как же объясняли в прошлом и объясняют теперь удивительную популярность и повсеместную распространенность этого мифа? В прошлом столетии все казалось ясным: в основе сюжета о всемирном потопе лежит рассказ из Библии — этой «книги книг», заключающей в себе всю мудрость древних4. Мало кто сомневался в том, что, например, древнегреческий миф о девкалионовом потопе берет начало от библейской книги Бытия, а его варианты, зафиксированные у других народов мира, возникли под влиянием рассказов христианских миссионеров. Справедливости ради следует сказать, что, действительно, в ряде случаев влияние христианства обнаруживается вполне отчетливо, но не в нем, конечно, главная причина. Когда были обнаружены и расшифрованы клинописные таблички древних обитателей Месопотамии, от мысли об уникальности и приоритете библейского мифа пришлось отказаться. Первичным теперь стали считать шумерское сказание о потопе, от которого библейский миф оказался в явной зависимости. Но и свести все варианты к одному шумерскому прототипу невозможно: слишком сложны, разноречивы и самобытны легенды разных народов о потопе.
Тогда стали высказывать иные предположения. Данные геологии показали, что наша планета в далеком прошлом пережила не одну великую катастрофу, многие из них были связаны с затоплением огромных участков суши массами океанских вод. В этой связи вспомнили и платоновскую Атлантиду, гибель которой могла быть результатом одного из таких катаклизмов. Сама собой напрашивалась гипотеза: не отражают ли мифы о всемирном потопе какого-то реального наводнения огромной разрушительной силы, в глубокой древности постигшего человечество и оставившего в его памяти глубокий след? Проблема, слов нет, захватывающая, но, увы, несмотря на все старания ученых решить ее, вопрос остается без ответа. Никто не в состоянии убедительно показать, что это могла быть за катастрофа, чем она вызвана и когда произошла. В качестве причины указывали и опускания земной коры, и землетрясения, и проливные дожди, и океанские цунами5. Но ни одно из этих явлений не имело глобального характера, который отвечал бы всемирной популярности сказаний о потопе.
В настоящее время преобладает следующая точка зрения. Вода покрывает большую часть нашей планеты, занимает две трети ее площади. Созерцание необозримых морских просторов, сознание гигантской мощи водной стихии приводили человека к убеждению, что именно вода должна погубить этот мир. Не случайно так много мифов о потопе известно жителям островов и океанских архипелагов, а также народам, которые издревле славились как искусные мореходы (например, греки). Но как объяснить появление подобных легенд у тех, кто никогда не видел моря или знал о нем понаслышке? Ведь те же народы Месопотамии и Египта, хотя и имели выход к морю, были вполне сухопутными. В таком случае в качестве причины называют разливы великих рек (Тигр, Евфрат, Нил), имевшие колоссальное значение для земледельческих культур. Прообраз всемирного потопа видят ученые в этих ежегодно повторяющихся бурных паводках, грозных и благодетельных одновременно. Но по ряду причин и такой ответ не вполне удовлетворителен: ведь остаются народы, не островитяне, не мореходы и не земледельцы, у которых, тем не менее, есть мифы о потопе. Как объяснить их появление у этих народов? Опять привлечь на помощь не оправдывающую себя теорию заимствований? А, может быть, просто взглянуть на проблему шире?
Утверждения о том, что главной и чуть ли не единственной основой мифотворчества были непонимание законов природы и инстинктивный страх перед непостижимыми и грозными стихиями, низводят человека древности до уровня примитива. Сам же миф в таком случае становится всего лишь плодом недоразумения. Более глубокий анализ позволяет обнаружить в мифах строгую, гармоничную систему взглядов и понятий, основанную на тонкой, если не сказать изысканной, логике. Безусловно, игнорировать аффект нельзя. И страх перед природой, и ее непонимание (вернее, иное, чем наше современное, понимание) играли свою роль. Но говорить, что тот или иной миф есть всего лишь наивная реакция на определенное явление окружающего мира,— значит незаслуженно отказывать древним мыслителям в способности делать далеко идущие обобщения.
Никто не станет отрицать, что и наводнения, и ливни, и возможные водные катаклизмы наложили свой отпечаток на складывание представления о всемирном потопе. Но суть дела не в этом. Противоположности, как известно, сходятся. Это находит отражение и в мифологии, где возникновение и уничтожение вселенной мыслятся идентичными. Не вдаваясь в детальный анализ, отметим лишь главное: эсхатологические мифы по структуре в целом совпадают с космогоническими. Космос гибнет так же, как некогда возник. Образовавшись из первичной праматерии, он, отжив свой век, в нее же и обращается; появившись из изначального хаоса, вновь становится им. И эта праматерия, этот хаос — вода.
Поскольку земля, по универсальным космогоническим представлениям, появилась из океана, совершенно естественным и очевидным считалось предположение, что она покоится на водах и окружена ими со всех сторон.
Согласно мифам североамериканских индейцев чероки, земля — это огромный остров, плавающий в океане воды. По форме она четырехугольна, а к каждому из четырех углов привязана веревка, конец которой закреплен на небесном своде из прочного камня. Чероки верят, что, когда этот мир, отжив свой срок, состарится, веревки разорвутся, и вселенная погрузится в бездну моря. По алтайским поверьям, глубоко под землей, в нижнем мире, простирается мрачнее море из людских слез, именуемое Тойбодым, что значит Ненасытное. На самом его берегу, у слияния девяти рек, возвышается построенный из черной грязи дворец грозного Эрлика — беспощадного владыки смерти, болезней и всяческих несчастий. Через Тойбодым ведет мост из конского волоса, по которому души умерших попадают в царство Эрлика, откуда нет обратного пути. Если кто попытается бежать, то мост-волос рвется, и несчастный падает в подземное море, вновь приносящее его обратно. На берегу Тойбодыма живут охраняющие дворец Эрлика чудовища, чей облик отвратителен и страшен: у них зеленые бедра, белая грудь (здесь зеленый и белый — цвета разлагающегося мяса), а их пасти подобны большим лодкам.
Не столь насыщенная фантастическими деталями, но также весьма сложная картина вселенной, где важная роль принадлежит мировым водам, существовала у кетов. Представление о ней можно получить по изображениям на шаманских бубнах, считавшихся чем-то вроде карты, которой шаман руководствовался во время своих воображаемых путешествий в иные миры. Воспользуемся описанием одного из таких бубнов. Центральное положение в украшающей его композиции занимает нарисованная красной охрой фигура человека с отходящими от головы пятью линиями с птичками на концах. Человек — это сам шаман, линии с птичками — его «мысли». Выше изображены солнце и луна, справа — лось, символизирующий созвездие Большой Медведицы, по которому кеты обычно ориентировались в пути. Внутренний круг — это граница мира. Внизу он разомкнут, что означает «дыру земли», служащую входом в преисподнюю. Наконец, на самой окраине обитаемой вселенной с двух сторон видны семь полуокружностей, представляющих собой семь мировых морей, которые кольцом охватывают мироздание. В шести из них водилась рыба, седьмое же считалось «тухлым» и безрыбным, ибо вода в нем слишком горяча.
Сходные представления характерны и для якутской мифологии: земля со всех сторон окружена морями. И это отнюдь не конкретные моря, а мифический изначальный океан. Якутские эпические сказания-олонхо говорят о земле, покоящейся на водах и окруженной ими:
С седалищем из тундряного моря, |
С зависимостью от северного моря, |
С окраинами из западного моря, |
С краями из южного моря, |
С ободком из восточного моря...6 |
Особо якутские мифы выделяют лишь расположенное на крайнем западе Араат-море, в чьи величаво шумящие волны ежедневно погружается дневное светило.
Можно было бы привести и другие примеры из архаичных космологии, но лучше взглянем на наш родной фольклор, где названные представления сохранились в виде пережитков. У русских, да и у многих других славянских народов в свое время было распространено убеждение, что земля — это большой плоский диск, омываемый океаном. В одном из древнерусских сочинений сказано: «Океан-море всем морям мати: окинуло то море весь белый свет, обошло то море окол всей земли, всей подвселенныя». Согласно другому старинному памятнику, земля «на воде, яко же на блюде (т. е. на блюде с водой.— В. Е.), простерта силою всеблагого бога». Закономерно, что в былинах и сказках подземное царство часто отождествляется с морем: там живет Морской царь, там собраны несметные богатства, там же находится несравненная красавица, руки которой добивается сказочный герой. Моря, озера, реки, считавшиеся порождением мирового океана, рассматривались как обитель нечистой силы (ср. пословицу «в тихом омуте черти водятся») и даже как прямой путь в преисподнюю («из омута в ад как рукой подать»).
Фольклорные представления об устройстве мира долго держались в народном сознании. Еще в конце прошлого века многие крестьяне были убеждены в том, что земля, хотя она и шар (это — новый элемент в народной космографии), но «катается на воде». Внутри этот шар, как считали некоторые, также полон воды, выступающей наружу через прорехи, каковыми считались водоемы. Сколько-нибудь подробного описания шара с «прорехами» и «дырами» не было, и многие склонялись к более привычной мысли о том, что земля плоская и плавает на воде7.
На ранних этапах освоения человеком мира мифологические представления о вселенной часто удивительным образом переплетались с рациональными, естественно-научными знаниями. Весьма наглядно это проявляется в древних географических представлениях. Первые географы неплохо знали свою страну, но весьма слабо ориентировались в удаленных областях ойкумены. Недостаток достоверных сведений с лихвой возмещался чужими и собственными домыслами. Поэтому при составлении карты мира приходилось обращаться к мифу.
Чрезвычайный интерес представляет древнейшая из дошедших до нас географическая карта мира, изготовленная в Вавилоне в IX веке до нашей эры. Глиняная табличка, на которой она начертана, повреждена, но основная ее часть, к счастью, уцелела, а сохранившиеся клинописные знаки помогают расшифровать детали. Согласно этому уникальному документу, земля — круг, омываемый океаном. С севера на юг она разделена рекой Евфрат. Кружками на карте обозначены важнейшие города Вавилонии. За пределами водяного кольца помещаются семь островов (сохранились изображения лишь четырех из них). По всей видимости, это — мифические заморские страны, хотя на карте и указаны точные расстояния до них, выраженные в двойных часах. В пользу такого предположения говорят пояснительные пометы. У самого северного острова — подпись: «Место, откуда не видно солнца». О третьем сообщается, что «крылатая птица здесь не гнездится», а о шестом сказано, что его населяют свирепые дикие быки, нападающие на пришельцев.
Столь же мифологичными были географические представления древних египтян. В отличие от вавилонян они считали землю не круглой, а четырехугольной. Но, собственно, на этом различия и кончаются. Египтяне были уверены, что земля со всех сторон омывается круговым морем — Шенур, от которого отходят четыре других моря. Знакомая египтянам часть Европы представлялась им группой островов, расположенной в одном из этих морей. Уверенность в том, что обитаемый мир окружен кольцом океана, была чрезвычайно сильна. Около 600 года до нашей эры фараон Нехо II отправил флотилию финикийских кораблей в плавание вокруг Африки, нисколько не сомневаясь в успехе затеянного предприятия, хотя откуда ему было знать, что Африка и в самом деле почти вся омывается водой! Примерно так же спустя две тысячи лет рассуждал отважный португальский мореплаватель Васко да Гама, первым обогнувший Африку и открывший морской путь из Европы в Индию.
Как и египтяне, четырехугольной (точнее, квадратной) представляли себе землю древние китайцы. И они тоже были убеждены в существовании мировых иод, окружающих ойкумену, делящихся в соответствии со сторонами света на четыре моря — сы-хай. Это нашло отражение в одном из образных названий Китая — Хай-нэй, т. е. «внутри морей». (Со временем китайцы узнали, что их страна вовсе не остров в океане, но традиционное определение не утратило от этого своей популярности.) Видимо, одним из этих морей считалась мифическая пучина Гуйсюй, о которой в одном из древних сочинений сказано: «К востоку от Бохая, в скольких миллиардах ли* — неведомо, есть огромная пропасть, пучина, поистине, бездонная. У нее не было дна, и называлась она Гуйсюй. В нее стекали все воды — со всех восьми сторон света*, девяти пустынь и Небесной реки*, а она все не увеличивалась и не уменьшалась».
Из другого древнего мифа мы узнаем еще более интересные подробности, на этот раз о расположенном на крайнем севере океане Минхай: в нем обитает фантастических размеров рыба Гунь, «шириной в несколько тысяч ли, а сколько ли она длиною — неведомо»; Гунь обладает способностью оборачиваться столь же гигантской птицей Феникс. Превращение рыбы в птицу — не просто прихоть мифологической фантазии. Дело в том, что, по космологическим воззрениям древних китайцев, на севере небеса тесно прижаты к земле и там земной океан незаметно переходит в небесный: не случайно другое название Минхай — Небесный водоем.
Наиболее рационалистически мыслящими среди древних народов были греки. Однако и на их географические представления мифология оказала большое влияние. По понятиям гомеровской эпохи, земля — диск, омываемый мировой рекой Океаном. Из Океана берут начало все морские течения, реки и источники, в него при заходе погружаются небесные светила. Он почитался в лице одноименного божества, позднее вытесненного Посейдоном. По древнейшим мифам, Океан — прародитель всех богов, в дальнейшем же он стал считаться лишь отцом трех тысяч речных божеств и трех тысяч дочерей-океанид.
С развитием торговли, мореплавания, с расширением контактов с другими народами уже к середине I тысячелетия до нашей эры знания греков об окружающем мире неизмеримо возросли и появилось значительное число историко-географических описаний как самой Эллады, так и иных стран. Авторы этих описаний именовались логографами. Одним из первых логографов считается знаменитый в свое время уроженец города Милета по имени Гекатей, живший во второй половине VI века до нашей эры. Он написал большое сочинение под названием «Обозрение Земли», от которого до нас дошли лишь разрозненные фрагменты. К трактату была приложена карта мира. Реконструируемая по описаниям, она дает уже знакомую нам, широко распространенную в древности картину: круглая земля в кольце океана. Представления о мире при всей тенденции к рационализму также весьма фантастичны. Центр вселенной — Эллада и населенные греками острова Эгейского моря, а крупнейшие реки вытекают из океана.
Не только в Древней Греции, но и в средневековой Европе вплоть до эпохи великих географических открытий космография несла на себе сильнейший отпечаток религиозно-мифологических представлений. Как и в древности, земля рисовалась в форме круга, но если древние помещали в центре вселенной каждый свое отечество, то средневековые картографы за центр принимали Иерусалим, ибо там, по евангельской легенде, был распят Иисус Христос. Огромную популярность получили так называемые Т—О-карты, обозначаемые так потому, что схематически изображенная на них вселенная имела подобие круга, т. е. буквы О с помещенной внутри него буквой Т. Круг земли оказывался, таким образом, разделенным на три части: верхняя половина — Азия, левая нижняя четверть — Европа, правая — Африка. Части света на таких картах отделены одна от другой великими реками — Танаисом* (левая половина верхней перекладины Т), Нилом (правая половина) и Средиземным морем, считавшимся совершенно прямым каналом.
Следы подобных представлений можно видеть на итальянской карте XII века: три части света заключены в круг, на востоке Азии обозначен рай, символизируемый фигурами Адама и Евы. За пределами кольца океана изображены четыре дующих в трубы повелителя ветров. В средние века мало кто из географов сомневался в том, что земля омывается неведомым космическим морем (ср. хотя бы карту мира выдающегося энциклопедиста Средней Азии Бируни, XI век).
Итак, у самых разных народов господствовало глубокое убеждение, что земля, на которой они живут,— это остров в океане. Мифологическая символика острова весьма разнообразна, сложна и интересна, а самое главное — имеет прямое отношение к теме нашего разговора — архаичным представлениям о вселенной.
Легендам и преданиям, посвященным чудесному острову, поистине, несть числа, но, пожалуй, самым древним из письменных мифологических повествований этого цикла является древнеегипетский папирус, известный под названием «Сказка потерпевшего кораблекрушение», написанный, как предполагают, в XX — XVII веках до нашей эры, т. е. около сорока столетий тому назад! Папирус сохранился не целиком, но смысл этой древнейшей в мировой литературе приключенческой повести вполне ясен. Некий египетский вельможа, пустившийся по повелению фараона в плавание, терпит кораблекрушение и попадает на неведомый остров, где царит невиданное изобилие. Хозяином острова оказывается грозный змей, который, однако, относится к попавшему в беду путнику с сочувствием, предсказывает скорое прибытие корабля и возвращение героя на родину. На прощание змей одаривает своего гостя несметным богатством и подарками для фараона. Польщенный, фараон возносит путешественника выше всех своих сановников.
Эту сказку не случайно называют первой приключенческой повестью. В глаза бросается ее крайне близкое сходство с хорошо всем знакомыми произведениями литературы Нового времени. Вспомним хотя бы «Робинзона Крузо» Д. Дефо, «Таинственный остров» Ж. Верна или «Остров сокровищ» Р. Стивенсона, а также множество других романов и повестей сходных по сюжету. Везде повторяется одна главная линия: кораблекрушение, таинственный остров, трудные испытания, завершающиеся обретением либо богатства, либо успеха. Эта повторяемость (при том, что детали и конкретные обстоятельства могут широко варьировать) объясняется просто: у литературы такого рода общий источник — фольклорные рассказы о путешествиях в дальние страны8. А эти рассказы, в свою очередь, восходят к мифам. В конце прошлого века фольклорист Й. Цеммрих в специальной статье, посвященной географическим мифам, писал: «По всему миру распространены мифы о далеких островах или странах, преисполненных всевозможных благ природы. Сопоставление преданий показывает, что в большинстве случаев эти мифологические местности суть не что иное или первоначально были не чем иным, как местом обитания мертвых»9. Это очень верное суждение дает разгадку таинственного острова.
Возьмем, к примеру, древнегреческие представления о потустороннем мире. Согласно Гесиоду, он помещается на расположенных далеко в океане островах блаженных. Там правит бог Крон, там счастливо и беззаботно живут души особо отличившихся героев. Этот заморский край, именуемый Элизий (отсюда, кстати сказать, происходит название известных Елисейских полей в Париже, бывших некогда королевским парком), необычайно плодороден: урожай, хотя никто не сеет, снимается трижды в год. Обитатели Элизия не знают ни нужды, ни болезней.
Еще более древен аккадский миф о Гильгамеше, путешествующем на остров блаженных, где живет его предок Утнапиштим, единственный человек, спасшийся в свое время от потопа и «вступивший в собрание богов». Этот чудесный остров находится очень далеко, у устья мифических рек. Там есть волшебное растение, обладающее способностью возвращать молодость.
Удивительно похожие легенды пользуются широкой популярностью у живущих за тысячи километров обитателей Малайского полуострова. По их мнению, страна мертвых — это цветущий остров, весь покрытый плодовыми деревьями. Путь туда чрезвычайно труден.
К малайским мифам близка по смыслу легенда американских ирокезов. Жених отправляется за внезапно умершей невестой в обиталище душ. Там он находит свою суженую, и они плывут на лодке через озеро, в центре которого находится остров блаженных. Ничего лучше этого острова и быть не может: он — само изобилие, питателен уже один его воздух.
Следует добавить, что отнюдь не всегда архаичные мифы оценивают потусторонний мир только положительно. Чаще он мыслился двойственным: с одной стороны, ему приписывались всяческие блага, с другой — он считался местом страшным и опасным. Согласно наиболее архаичным религиям, там происходит окончательное уничтожение умершего. Так, австралийцы племени аранда полагают, что души после смерти отправляются на расположенный в северном океане остров мертвых, где во время грозы их испепеляет молния.
В существование островов блаженных — Пэнлай — верили и древние китайцы. Они полагали, что на этих островах, которые находятся в уже упоминавшейся пучине Гуйсюй, живут бессмертные. Здания там — из чистого золота и нефрита, птицы и звери — из драгоценного белого шелка, а деревья — из жемчуга и кораллов. Кто отведывал их плодов, тот будто бы обретал вечную жизнь.
Слухи об этих островах казались настолько реальными, что известный тиран китайской древности Цинь Ши-хуан (III век до нашей эры), чье невежество и суеверие могло соперничать лишь с его необычайной жестокостью, поддавшись на выдумки некоего шарлатана, послал на поиски страны блаженных специальную экспедицию. Вот что пишет об этом древнекитайский историограф Сыма Цянь (II век до нашей эры): «Сюй Ши, уроженец княжества Ци, представил императору доклад, в котором сообщалось, что посреди моря есть три священные горы, носящие названия Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу и населенные небожителями. Он просил разрешить ему, очистив себя постом и взяв с собой мальчиков и девочек, отправиться на поиски этих гор. Император послал Сюй Ши собрать несколько тысяч мальчиков и девочек и затем отправил их всех в море на поиски небожителей»10.
Разумеется, авантюра завершилась фиаско: экспедиция пропала без следа. Предполагают, правда, что Сюй Ши высадился на Японских островах, но доказать это трудно. По словам того же Сыма Цяня, через несколько десятилетий другой император, Сяо-у, по совету еще одного бессовестного обманщика, утверждавшего, что он сам и есть небожитель, также снарядил миссию в край блаженных, закончившуюся, как и первая, позорным провалом.
Приведенные сведения о чудесных островах помогают понять еще одну запутанную мифологическую проблему, а именно: где находился библейский Эдем, благословенная местность, в которой, согласно мифу, первая человеческая пара наслаждалась райским блаженством? Книга Бытия (гл. 2, ст. 8—15) сообщает: «И насадил господь бог рай в Едеме на востоке и поместил там человека, которого создал. И произрастил господь бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. Из Едема выходила река для орошения рая и потом разделялась на четыре реки*. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото; и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Гихон [Геон]: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель [Тигр]: она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат. И взял господь бог человека, [которого создал,] и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его».
Из всего этого ясно одно: рай, по библейскому мифу, находился на востоке. Из четырех названных рек известны только две — Тигр и Евфрат; о том, что такое Гихон и Фисон, спорят и поныне. Библеисты безуспешно пытались решить задачу, выдвигали всевозможные гипотезы. А вопрос до сих пор остается открытым. Если же посмотреть на проблему с точки зрения мифа, все сразу встает на свои места. Четыре мировые реки омывают рай с четырех сторон света и соответствуют четырем морям, окружающим сушу в мифологиях разных народов. Сам же рай — цветущий остров-сад, отделенный от бренного мира водной преградой. Пытаться исторически определить его местоположение,— все равно, что искать мифический Элизий или Пэнлай.
Да и в самом деле, не ту же ли картину мы видим и в других легендах! Вот что говорится о мировой райской горе Меру в древнеиндийском сочинении «Вишну-пурана»: «С нее берут начало четыре реки, стекающие с неба. Оттуда, с вершины Меру, ниспадают они и затем разделяются». Удивительное совпадение с книгой Бытия! Как и в случае с Эдемом и его реками, Меру и ее потоки пытаются отождествить с конкретными географическими реальностями, чаще всего с находящейся в Гималаях горой Кайлас и стекающими с нее Индом, Брахмапутрой, Гангом и Сутлеем. Но и это более чем условно.
Приведем для сравнения мусульманские представления о райской реке, о которой в Коране (сура 108, ст. 1) Аллах говорит Мухаммеду: «Истинно мы назначили тебе реку Кевсер». Она течет под самым небесным сводом, быстрота ее подобна полету пущенной стрелы, а ее белые воды на вкус слаще сахара и по запаху приятнее мускуса. Всякий выпивший хотя бы каплю этой чудесной влаги навсегда утратит жажду и забудет о болезнях. Ею по воскресении будут наслаждаться праведники.
Функция райских рек во всех случаях одинакова: они — символ жизни и одновременно граница, водное препятствие, окружающее рай и изолирующее его от земной «обители скорбей».
К какому же выводу привело нас краткое знакомство с таинственными островами? Потусторонний мир, где обитают предки, духи и сверхъестественные существа, есть улучшенная (иногда ухудшенная) копия мира живых людей. Он окружен водами, и чтобы попасть гуда, нужно совершить опасное путешествие через космический океан или мировую реку. Водное пространство, таким образом, мыслится магической границей между мирами, рубежом между бренным и вечным, жизнью, смертью и бессмертием.
Это важнейшее для всей мировой мифологии представление напрямую связано с космическим символизмом воды. Отправляясь в иной мир, человек покидает родной берег, вступает в мировые воды и качественно трансформируется: он утрачивает свою земную сущность, его тело под воздействием изначального водного хаоса как бы распадается на составные элементы. Но уничтожение — оборотная сторона созидания. Попав на иной берег, человек освобождается от всего земного, изменчивого и преходящего, обретает новое, ранее неведомое и невозможное для него состояние, достигает неизменного, вечного и блаженного бытия, т. е. рождается заново, и после этого вторичного рождения уже никогда не умирает. Так рассуждает мифологическое мышление, и крайне характерно, что ключевое значение оно придает в этом процессе не чему-нибудь, а именно стихии воды.
А теперь обратимся к мифологическому мотиву переправы в иной мир. Всем, вероятно, знаком персонаж древнегреческой мифологии Харон. Его функция заключалась в том, чтобы на лодке перевозить умерших через реку Стикс в царство мертвых Аид. В отличие от Элизия Аид считался страшным местом, полным безысходной скорби и отчаяния. О нем не любили особенно распространяться, поэтому о Хароне и Стиксе известно сравнительно немного. По поздним представлениям, Харон — грязный седой старик с гноящимися глазами. Для уплаты ему в рот умершему вкладывали мелкую монету. Стикс же первоначально был вполне реальной рекой в Аркадии, воды которой почему-то считались ядовитыми. Лишь впоследствии он стал символом последнего рубежа между миром живых и мертвых. Древние греки верили, что боги жестоко карают за нарушение клятвы его водами. Стикс не единственная река Аида. Там же, в глубокой пропасти Тартар, протекает страшный поток Ахеронт, впадающий в озеро Ахерусиада. По нему в ладьях плывут души умерших. Души тех, кто при жизни не совершил особо тяжких проступков, через некоторое время выносятся из Тартара другими реками — Коцитом и Пирифлегонтом.
На Древнем Востоке фигура паромщика, перевозящего души в загробный мир через мифическую реку, была известна шумерам и египтянам. Согласно шумерскому мифу, направляющегося в преисподнюю встречают «человек реки подземного царства» и лодочник, который перевозит мертвых на тот свет. Более сложными и разработанными были мифологические представления египтян. Поначалу обитель мертвых помещалась ими совсем неподалеку от мира живых, в заболоченных местах нильской долины. Возможно, сам Нил мыслился как граница между ними. Города мертвых, некрополи, располагались, как правило, на его западном берегу (запад—страна смерти, ибо туда уходит солнце), тогда как города живых занимали восточный берег реки. В настенных росписях египетских гробниц часто повторяется сюжет переправы покойного на противоположный берег Нила. С расширением географических познаний страна мертвых отодвигалась все дальше, приобретая все более фантастические черты, пока не очутилась где-то в северо-восточной «небесной стране». Но древняя идея переправы через водное препятствие не исчезла, а лишь усложнилась. Выше уже говорилось, что мертвый фараон отправлялся в плавание по небесному океану в ладье Ра. Согласно «Книге мертвых», такова цель каждого вообще покойника. По другим воззрениям, умерший либо взлетал на небо в облике птицы, либо попадал туда, переправившись через водный поток на чудесном пароме богов, к которому он предварительно должен был обратиться как к живому существу с определенными магическими заклинаниями.
Путь в иной мир настолько прочно ассоциировался с переправой через воду, что, например, у африканской народности балуба вождям строжайше воспрещалось пересекать любые водные потоки, ибо это означало символическую смерть вождя и грозило бедствием всему племени. Представления о реке смерти и о переправе через нее умерших зафиксированы у бирманских шанов. Живущие в Индонезии даяки верят в то, что душа покойного попадает в иной мир, плывя на лодке по течению реки, впадающей в Дверь земли, за которой простирается потустороннее царство. Далее она следует по «реке последнего омовения — Мандай, минуя при этом целый ряд особых дверей; одна из них образована сухими листьями, другая — громадными корнями, третья — навозом, четвертая — красной глиной и землей. За каждой дверью лежит свой особый мир, предназначенный для определенной категории умерших. Душа проплывает сквозь эти миры в сопровождении двух духов смерти, восседающих в двух других лодках.
Сложные представления о последнем путешествии покойного зафиксированы у австралийских аборигенов. Как и древние египтяне, они считали, что путь в страну мертвых, хотя она и помещается нередко на небе, практически всегда лежит через воду. Так, по верованиям аборигенов племени камиларои, дух покойного возносится на звезды Млечного пути, но сам Млечный путь при этом именуется Майанба — «Бесконечная вода (или река)». Миф рассказывает, что первым дорогу в край смерти указал мифический герой Нгурундери. Чтобы очистить себя от всего земного, он нырнул в воду у западного побережья острова Кенгуру. С тех пор все умершие, прежде чем вознестись на небо к Нгурундери, своему предку, сначала переправляются на остров Кенгуру, и поэтому погребальным помостам, на которые помещаются их тела, придается форма плота. Аборигены гунвинггу рассказывают, что дух умершего в сопровождении белого попугая идет в страну мертвых по особой дороге. Он подходит к реке и зовет лодку. Перевозчик, австралийский Харон, всю дорогу что есть силы колотит духа, если умерший — мужчина, и, напротив, обходится с ним ласково, если это женщина.
В связи с интересующим нас сюжетом нельзя не сказать о хорошо известной по мифам многих народов мировой реке. Мировыми, т. е. не обычными, а космическими, являются любые реки, моря или иные водные преграды, отделяющие живых от мертвых. Но в первую очередь понятие «мировая» приложимо к мифической реке шаманских религий, в которых она играет роль не только рубежа, но и связующего звена между обособленными зонами мироздания. Особенно детально мировая река описывается в мифах народов Сибири. Например, эвенки верили в то, что существует особая мифическая река «энгдекит» (букв, «место запрета»), берущая начало на небе, спускающаяся на землю и затем уходящая в нижний, подземный мир. Ее истоки располагаются на востоке, устье же — на севере. Путь к ней знают только шаманы, и лежит он через мифические шаманские реки, берущие начало в водоворотах и омутах обычных земных рек. По «энгдекит» шаман мистическим образом поднимается на небо и спускается под землю, чтобы вступить в общение с духами. Предания уверяют, что путешествовать по «энгдекит» трудно, ибо на ней имеются очень опасные пороги (семь или девять), благополучно миновать которые в состоянии лишь опытный, «сильный» шаман. «Слабый» же, если зайдет слишком далеко, погибает (так объясняли внезапную смерть шамана от нервного перенапряжения во время камлания). По родовой шаманской реке, а затем и по «энгдекит» отправляется в иной мир душа покойного в сопровождении шамана.
В соответствии с похоронной обрядностью другой сибирской народности, нганасан, умершего клали на нарты, нагруженные подарками, которые должны пригодиться ему в будущей жизни, в нарты запрягали оленей, и траурный поезд отправлялся к месту погребения. Там оленей убивали, ибо, только мертвые, они могут перевезти покойного в край предков. Далее инсценировалось путешествие умершего в иной мир. Кто-нибудь из родственников изображал покойного, едущего на нарте, в которую запряжены мертвые олени. Прибыв к мифической реке, замещающий покойного восклицал: «Ой, переплывет ли мой передовой (олень) через воду болезней!» Другое наименование этого мистического рубежа — «бодырбу колоптубы», т. е. «вода, подобная рыбьему клею мертвых». Переправившись через нее, мертвый как бы отмывается от всего, что связывает его с прежней жизнью. На берегу находится селение, где живут его умершие родственники. Они опознают вновь прибывшего по тамге на его олене и режут своего нового товарища пополам, при этом «грязная» земная половина бросается назад в реку. Из живых людей такое путешествие в потусторонний мир может совершить, оставшись невредимым, только «сильный» шаман. Вот фрагмент из рассказа нганасанского шамана: «Пришел я в нижнюю землю. Большая, очень быстрая река сейчас передо мной. Старик шаман стоит перед этой рекой на берегу, не может через нее перейти. Я бросился в воду и перешел на другую сторону реки»11.
Символизм мировых вод как рубежа между живыми и мертвыми помогает понять, почему столь часто у многих народов практиковались захоронения в лодке. Ведь именно с ее помощью покойник достигает иного мира. Особой популярностью такой способ погребения пользовался в Африке, Юго-Восточной Азии, Северной Америке, Сибири. Кроме того, в качестве полузабытого пережитка лодка фигурирует в похоронной обрядности и фольклоре многих народов Европы. Изображения ладьи солнца и ладьи мертвых можно встретить не только в искусстве Древнего Египта, но и в наскальных рисунках Европейского Севера, относящихся к эпохе бронзового века.
Отнюдь не случайно ацтеки приняли первых испанских конкистадоров за своих предков, вернувшихся с того света: ведь бледнокожие пришельцы, обладавшие способностью изрыгать смертоносный огонь и ездившие верхом на неведомых четвероногих животных, прибыли из-за океана на больших лодках. Характерное совпадение: аналогичным образом на появление первых европейцев отреагировали и австралийские аборигены. Еще бы, ведь и по их представлениям мертвые предки живут за морем.
Нет ничего удивительного и в том, что лодка часто воспринималась как живое одушевленное существо. Например, живущие на Амуре нивхи различали свои суденышки даже по полу: быстроходная долбленка считалась у них мужской, более же медленная дощатая лодка — женской. Еще чаще лодкам или судам придавался облик того или иного животного; их нос и корма оформлялись в виде головы и хвоста птицы, коня, дракона, змеи, черепахи, а также многих других, нередко фантастических, существ. Такую символику мы обнаруживаем не только у первобытных племен. В качестве примера можно назвать греческие галеры, римские триеры, ладьи викингов, суда многих других народов. В чем причина этого?
По древним широко распространенным мифологическим воззрениям, переправа через космические воды связана с потерей человеческой сущности. А это значит, что, вступив в воды смерти, человек уподобляется животному. По мере трансформации этих представлений переправа в страну мертвых в облике животного сменилась переправой на животном, а затем на лодке, на которую и были перенесены зооморфные черты. В древности между сакральным и обыденным часто не существовало резкой грани, и потому многим бытовым предметам нередко приписывалось религиозно-мифологическое значение. В данном случае мореходы, люди в силу опасного характера своей профессии особо суеверные, сохранили в декоре судов древнюю, космическую по сути, символику.
Итак, нам приоткрылась еще одна сторона проблемы: вступить в космические воды — значит не просто умереть, но преобразиться из человека в зверя, вернуться в изначальное состояние — ведь, согласно тотемическим верованиям большинства народов, именно животные — предки человека.
Следует помнить, что представления древних о жизни и смерти качественно отличаются от современных. Смерть мыслилась ими не как окончательное уничтожение, а всего лишь как переход в иную форму существования. Но и это не все. Жизнь и смерть рассматривались не просто как антагонисты, хотя и дополняющие друг друга. Они, по мысли древних, теснейшим образом связаны между собой: жизнь порождает смерть, а смерть — жизнь. И то, и другое — лишь разные стороны единого круговорота бытия. Умереть — значит родиться вновь. Посмотрим, какова же роль мировых вод в этом извечном процессе, не имеющем начала и конца.
Прежде всего вспомним некоторые сказочные сюжеты, имеющие общемировое распространение. Герой отправляется на поиски суженой. Проделав дальний и трудный путь, он оказывается у реки или моря. Здесь его подстерегает главное препятствие — ужасный змей или иное чудовище. В единоборстве герой побеждает его и верхом на коне — или иным образом, иногда верхом на побежденном им чудовище — перемахивает через водную преграду. На том берегу лежит иное царство, где его ждет невеста, руки которой он после ряда испытаний добивается. По такой примерно схеме построено множество сказок и эпических произведений. А вот другой типичный сюжет. Царевич (часто — просто охотник) прячется на берегу реки, озера или моря. Прилетают лебеди (или другие птицы), сбрасывают перья и становятся прекрасными девушками. Царевич прячет шкурку одной из них, и она становится его женой. Как и первый, данный сюжет с различными модификациями также распространен едва ли не по всему миру. В чем их существо?
Обратим внимание на то, что, во-первых, будущая жена героя живет «за морем», а во-вторых, часто имеет облик животного (лебеди, лягушки, тигрицы, волчицы и т. п.). Став законной супругой, она приобретает человеческое обличье. Объясняется это довольно просто. По законам родового общества, муж и жена обязательно должны принадлежать к разным родам (так называемое правило экзогамии). Свой род всегда мыслится воплощением всего только положительного, иной же — всего отрицательного. Отсюда — нечеловеческая, животная ипостась невесты (в еще более древних сюжетах, несущих черты матриархальной идеологии, звериный облик имел жених). Кроме того, иной род со своими обычаями и культурой часто отождествлялся с потусторонним миром. Отсюда — мотив водной преграды, отделяющей «этот» мир от «того». Переправившись через все те же космические воды с того света к «настоящим людям», невеста сбрасывает звериную шкуру и становится человеком в полном смысле этого слова.
Во многих мифах переправа через море показана особенно наглядно. Такова, например, древнегреческая легенда о похищении Европы. Дочь финикийского царя Европа играла с подругами на берегу моря. Зевс, обернувшись быком (вот он звериный облик), украл девушку и привез на остров (!) Крит, где вступил с нею в брак, от которого родились мудрые судьи загробного мира — Минос и Радамант.
Поскольку брачный союз осмысляется в мифе как космическое единение противоположных миров, логично ожидать, что и его результат, т. е. рождение нового человека, также должен быть связан с символикой космоса, в частности с мировыми водами, чья роль в архаичной картине мира столь универсальна. Число мифов, в которых рождение героя так или иначе связано с водой и первозданным океаном, и в самом деле велико. Мы не будем рассматривать их целиком, а коснемся лишь одного фольклорно-мифологического сюжета, распространенного по всему земному шару. Речь идет о так называемом «мотиве Моисея». Это условное обозначение, применяемое фольклористами в классификациях сказок и легенд, обязано своим происхождением Библии.
В первой главе книги Исход рассказывается следующая история. Древнееврейский народ, живший в Египте, чрезвычайно усилился. Опасаясь дальнейшего роста его могущества, фараон отдал приказ бросать в воду всех новорожденных еврейских младенцев. Одного из них мать положила в тростниковую корзину и пустила по Нилу. Нашедшая и усыновившая ребенка дочь фараона нарекла его Моисеем. В дальнейшем Моисей сделал блестящую, если можно так выразиться, карьеру. По ветхозаветной традиции, он считается славнейшим из предводителей древних евреев, мудрейшим из людей, величайшим из пророков, беседовавшим с богом «лицом к лицу». Он вывел свой народ из Египта, он дал ему законы, мораль, религию, наконец, он привел соотечественников к «земле обетованной».
Долгое время библейский рассказ считался уникальным. Но когда была открыта относящаяся к VIII веку до нашей эры клинописная надпись, посвященная вавилонскому царю Саргону I, стало ясно, что это не так. В ней приводится поразительно похожая легенда: мать, без мужа родившая будущего грозного царя, пустила младенца в корзине по реке. Ребенка подобрал и усыновил водонос Акки. Когда он вырос, его полюбила богиня Иштар и сделала царем. Так же, согласно мифам, рождаются, чудесно воскресают или избегают смертельной опасности многие другие цари, герои и боги. Египетско-финикийская легенда рассказывает, что убитый Осирис был в корыте брошен в воду. Корыто прибило к берегам Финикии, где Осирис воскрес, став Адонисом. Историю, очень похожую на библейскую легенду о Моисее, рассказывает о боге Вакхе древнегреческий писатель Павсаний. Другой древнегреческий миф примерно то же сообщает о Персее. Аргосский царь Акрисий, напуганный предсказанием о том, что его дочь Даная родит сына, который свергнет с престола своего деда, заточает ее в подземелье. Зевс в виде золотого дождя проникает к Данае, и та рожает Персея. Разгневанный Акрисий велит посалить мать с ребенком в ящик и бросить его в море. Персей попадает на остров, быстро мужает и становится могучим героем.
А вот миф об основателях Рима — Ромуле и Реме. Жрица бога Марса, Рея Сильвия, чудесным образом родила двух сыновей. Царь приказал бросить детей в Тибр, но река вынесла их на берег, и они были выкормлены волчицей. Повзрослев, братья убили тирана и заложили Вечный город.
Очень древен хеттский миф, рассказывающий о том, как царица города Канеса, родив в один год тридцать сыновей, заключила их в горшки с нечистотами и бросила в реку. Течение принесло детей в страну Цальпу, боги которой воспитали их. В китайском историческом сочинении «Хоу Хань шу» (V век) приводится легенда о первом царе древнего народа елан: некая женщина купалась в реке Дуншуй, мимо проплывал большой бамбук; услышав раздававшийся из него голос, она разрубила бамбук и нашла в нем ребенка, ставшего потом первым еланским царем, получившим фамилию Чжу (Бамбук). Близкая по смыслу легенда о происхождении первого жреца, почитаемого оракула Нечунг записана в Тибете. По корейскому мифу, предок славного рода Сок ребенком приплыл из-за моря в деревянном ящике, поставленном в лодке. Таким же образом, согласно монгольскому преданию, появился в этом мире Чингисхан. Один из мифических предков якутов, герой Эр-Соготох, приплыл на дереве с верховьев Лены. Схожие мифы известны на Чукотке, в Японии, на островах Мияко, в Новой Зеландии и во многих других местах земного шара. Тот же мотив мы встречаем как в средневековом европейском эпосе (например, англо-саксонском «Беовульфе»), так и во многих волшебных сказках (вспомним хотя бы «Сказку о царе Салтане» А. С. Пушкина, представляющую собой обработку народного сюжета).
Если внимательно проанализировать перечисленные выше мифы, то нетрудно выделить уже знакомые детали. Перед нами все тот же океан, море или река, которые преодолевает будущий царь или герой. Но, спрашивается, для чего он это делает? Мифы дают однозначный ответ: для того, чтобы стать царем или героем. В море опускают ящик с обычным заурядным младенцем или даже более того — с ребенком в вонючих нечистотах, как в хеттском мифе, а извлекают уже царя! В буквальном смысле — «из грязи да в князи!». Суть сюжетов в том, что ребенок подвергается символическому умерщвлению, но после этого воскресает и не просто воскресает, а возрождается в ином, более высоком социальном статусе.
Вторичное рождение означает смерть физического низменного начала и выявление сверхъестественной, божественной сущности. И еще одна характерная и тоже уже знакомая деталь. В русской народной сказке Баба Яга превращает новорожденного царевича в волчонка, и отец в ужасе велит бросить его в воду. В «Сказке о царе Салтане» завистницы лгут царю, будто царица родила «неведому зверушку». Смысл всех подобных рассказов в том, что, попав в мировые воды, умерев в них, а затем родившись вновь, чудище, неведомый зверь становится сказочным принцем. Речь, таким образом, идет не о чем ином, как о сотворении из первозданного водного хаоса человека.
В заключение приведем начальные строки аккадского заклинания для роженицы, написанного в I тысячелетии до нашей эры:
В водах потока |
Возникли кости, |
В плоти и ткани |
Возникло живое. |
В водах пучины глубокой, |
Жестокой, |
В водовороте бездны далекой12 . |
Из дальнейшего содержания становится ясно, что рождение младенца мыслится полностью идентичным возникновению мира из первозданного океана. И это закономерно: согласно мифам, человек и космос едины, целиком повторяют друг друга. Как человек, так и сама вселенная возникают, гибнут и вновь возрождаются из вечных, вездесущих и всепорождающих мировых вод.